Как все мы, посмотри, зацепенели...

Как все мы, посмотри, зацепенели.
Накорчась скоростью бежания, стоим.
И, лопнутые нутрью, изумели.
В ушах оторванных без головы звеним.
Как основательны Скелет и Стрекоза.
Но и они заварены в компот.
И в узелки завязаны глаза.
И влеплен кляп, чтоб память вставить в рот.
И мы бредем - великими блядьми.
Я продаюсь, поскольку существую
Убить детей, и вытоптать траву, и
Вновь озвереть какими-то людьми,
Мать соблазнить, ударить сироту,
Вернуться к дорогому колдуну.
Из дырок сыра сделали луну,
И челюсти растаяли во рту...
Приди ко мне, меня зацементи.
Живым я оставаться не привык.
И Шапочка Кровавая в пути
обменена на кукольный парик.
Мерцает лиц серебряный цемент.
Как немец - сер и строг мой монумент.
Я вечной жизни требую взамен
Тупой толпы неловкий комплимент.
Как цементею я под четкий твой хлопок.
Хлебают зрелища живые, как бульон.
А я стою стремглав и наутек,
И опоздав на ноль и миллион.
Я каменный, а прочие - испуг.
Они икота, дерганье и дрожь.
Жизнь - только то, что валится из рук.
Всё валится, а смерть не оторвешь...
Мы соки пьем из восковых фигур.
Он танцевал. Но он не знаменит.
Слов больше нет. Остался только гул.
И ухо без лица. А в нем звенит.
И Гамлет вместо "Быть?" спросил "В каком?"
И он сбежал от мамки на вокзал.
Кто здесь был прав - узнаете потом.
А Йорик прошептал: "Не угадал."
Виновен размышлявший о вине.
Часы стоят на циферке расплат.
Нам остается только цепенеть.
У мертвецов часы живых стоят.
Ты помнишь, на Тверском мы громко пели?
Тогда еще живые как зверьки.
Ты мятый. Ты шевелишься в постели
И крепко пришиваешь лоскутки.
Как все мы, посмотри, зацепенели.
Я первый среди вас зацементел.
и вы меня своим признать не смели.
И Я ВАС ПОТРЕВОЖИТЬ НЕ ПОСМЕЛ.

А. Витухновская.